Свет. Тьма. Свет. Тьма. Я за чертой. Всё, что произошло, уже завершило написание моей книги. Теперь остались лишь странные примечания и глоссарий, которые я перебираю в своей голове, глядя в потолок. Теперь пьянящая свобода развязала мою душу и тело, мысли путешествуют самостоятельно, вне зависимости от моих решений. Теперь никто мне более не закон. Никто мне не указ, не надзиратель. Я сам больше не указ себе самому. Ничего…
Не Генерал, не Клерик, не Гектор. Отсвет былого тщеславия, былой гордости и уверенности. Я возвел собственный культ, поклоняясь себе, своему телу и уму, сознанию и воспитанию. И мне не жаль. Я не сожалею об этом.
Когда веревки схватили мои мраморные плечи и ноги, когда фигура сдвинулась с постамента - я не жалел. Я не жалею и сейчас. Странно? Пожалуй. Удивлен и я сам. Но лучше всего мне всегда удавалось быть безразличным. Оттого - мне всё равно.
Арктурус всё ещё был в игре, и я с удивлением обнаружил, что в моей груди больше не зреет клубком обида, ярость, ненависть. Я сошёл с зеленого полотна - разве же виноват Старк, что ещё не сыграл свою ставку?
Если же моя жизнь вся была игрой, то стоило бы спросить себя - выиграл ли я что-нибудь? 37 лет жизни - и к чему я пришел?
Наверное, полный провал, - справедливо отметил бы сторонний игрок. Я был уверен, что мой олл-ин был не напрасен. У моей книги был плохой конец, но именно этим она была прекрасна.
Прекрасна.
Герои не созданы для спокойной жизни, для быта и старости. Герои сгорали, герои вынимали своё сердце из груди, чтобы осветить им дорогу идущим сзади.
Когда я поднимался на помост, я думал о Койн. Панем теперь в её руках, и моя погибель не будет напрасной, я уверен. Китнисс Эвердин бросила искру. Я же буду горючим, что подожжет всё, заставит полыхать дотла. И смерть… Это лишь новое начало.
Я гляжу на толпу у моих ног. Даже сейчас, когда они не держат в руках оружие, не стоят стройным рядом на построении, их всё же пленит моя личность. Моя гибель. Будто бы каждый хочет удостовериться лично, что я выхожу из игры. Туше. Я рад, что я всё ещё не безразличен вам.

Лицо Гектора Клерика как всегда спокойно, смиренно. Он будто бы сам вынес себе этот приговор. Мэри. Иной казни история не могла знать.
Дышать мужчине становилось труднее с каждым днем. Мы не замечаем своих вдохов - он же знал их наперечет каждый. Считал их. Различал их. Теперь он уже не был крадущимся тигром в иссушенном русле реки. Его дыхание было хрипящим, тяжелым и сиплым. Он испытывал страшную, нечеловеческую боль.
Шершавая бечевка на горле затянулась, но ни одна мышца не дрогнула на его лице. Всем казалось, что именно так и должно быть. Клерик сам приговорил себя к смерти и приказал исполнить наказание. Генерал всегда. Генерал во всём.
Вдруг он обвел глазами толпу, в поисках только одного человека, кто мог ещё затронуть в умершем теле что-то живое. Но не нашёл… Зато сам изобретатель прекрасно видел его, потому что снова оказался рядом в последнюю минуту.
Тело избавилось от воздуха, но сердце яростно стучало в грудь, торопилось навстречу Старку. Гектор не сводил с него остекленевших глаз. Наверное, он его ангел-хранитель... Он всегда возвращался к Гектору. И когда за спиной Клерика была только одна пара цепочек следов - это был не Гектор.
Это Арктурус нёс его на своих руках.

Всё, что происходит, заставляет Клерика с яростью безумца включить все доселе обесточенные системы. Удар тока в мозг, в сердце! Все мускулы приходят в невероятную координацию, заставляя Клерика вздрогнуть всем телом. Короткий сон, черное полотно, срывают. Никакого занавеса, никаких антрактов, чертов Клерик. Ты будешь жить. И улыбка Старка - все, что мгновенно выхватывает Гектор взглядом. По телу бежит крупный тремор. Сегодня Гектор Клерик должен был быть уже мертв. Зачем он снова вернулся, упрямо не желая переходить границу?

- НЕТ! - С хрипом и кровью, кашлем и шипением вырывается громкий, режущий голос из груди Гектора. Лицо искажает страшная, невероятная сталь, будто бы он, безумное чудовище, готов убивать не медля. Старк спешно уходит под воду, едва успев вскинуть руки. Зима и лёд в душе Гектора на этот раз играют против него.
Его пытаются остановить. Свои, чужие - Гектору теперь плевать. В своей войне он выбирает одну сторону. И она там, где Старк.
Двое падают сразу - стоило Клерику дотронуться до них, сворачивая шеи. Мед. врачи, что несли его на носилках, в панике бегут в разные стороны. Гектор падает на колени, ударяясь руками в снег. Алые капли изо рта - точно бы из пасти зверя - капают на белую землю. Грузное, тяжелое страшно дыхание... почти что рык. Он поднимает глаза. Ещё пятеро. А там - погибающий друг. Под толщей льда.
Рык, точно животного - и Клерик бросается на людей с оружием, будучи с голыми руками и в плохом состоянии. Но 36 лет выдержки, старания и работы над собой снова возвращаются к Клерику доброй монетой. Воспаленный яростью, он завладевает одним из охранников, используя его как щит, а его оружие - как собственное. Несколько мгновений - и ещё двое падают замертво, выплевывая на снег кровь. Гектор не отступает. Он бросается на последнего, абсолютно не думая о собственной безопасности, и ломает с хрустом шею, добивая прикладом. И следующим шагом -бросается в воду.

Муть, тьма. Гектор щурит глаза, стараясь не упускать воздух - это как раз не трудно. В мерцании дневных лучей, он не видит изобретателя. Не видит руки. Неужели он опоздал? Пузырики воздуха, опустившиеся в ледяную воду вместе с Генералом, стремятся уплыть наверх, оставляя Генерала в ледяной толще. Нет, он должен быть здесь. Пульсирующая венка долбит в висок Гектора, напоминая ему о том, что он слишком слаб для подобных купаний.
Луч играет в воде переливами, и Клерик замечает кое-что... серебряные пуговицы. Проклятые серебряные пуговицы.
Глоток воздуха никогда ещё в жизни Гектора не был таким тяжелым и желанным одновременно. Привыкший к холоду ещё с ранней молодости, он пытается спешно унять знакомую дрожь от легкого переохлаждения, ощущая, как стекают по волосам, носу и скулам ледяные струны.
Он делает усилие и выбрасывает Старка на берег. Черт знает, жив ли он вообще. Гектор выбирается на поверхность ползком, распределяя свой вес максимально осторожно. За шиворот пиджака он тащит Арктуруса к берегу, отталкивая с пути тела убитых им людей. Он хмурится, искажаясь от боли, но не сдается, пока не чувствует, что лёд сменился просто замерзшей землей.
- Я ненавижу тебя, - голос Гектора с некоторых пор не узнать. Хриплый и жестокий, он вовсе не кажется принадлежащим своему хозяину. - Ты должен слышать это, мерзавец, - Гектор переворачивает Старка на бок, затем в положение сидя, затаскивая на себя и обхватывая руками под диафрагмой. Резкий рывок - удар под ребра сцепленным кольцом рук. Клерик поджимает губы. - Я ненавижу тебя, - ещё один, ещё более жесткий рывок, - всем сердцем, - ещё. Клерик прерывается на кашель, но затем делает ещё два удара, видя, как течет изо рта изобретателя прозрачная вода. - Ненавижу! - Ещё один, более жесткий, более яростный толчок, и Старк издает звук вырвавшегося с того света.
Но это не все. Клерик спешно стягивает мокрую тряпичную робу с торса и раздирает одежду на груди Старка, стараясь оголить как можно большую часть груди от мокрых вещей. Затем он выпрямляется, вставая на колени, и прижимается грудью к изобретателю, тут же чувствуя у солнечного сплетения ледяной круг. Он держит Старка за спину под одеждой, смотря куда-то далеко через его плечо. Он чувствует, как изобретателя бьет крупная дрожь.
- Если кровь от конечностей... слишком... быстро рванется к сердцу, - Гектор говорит, прерывая своё тяжелое дыхание, ... оно может не выдержать. Я ... согреваю тебя своим теплом.